Этот год в России ознаменован двумя событиями – 70-летием победы в Великой Отечественной войне и посвящением Литературе. Мы продолжаем знакомить вас с авторами, прошедшими войну, но, возможно, мало известных широкому кругу читателей.
В середине последнего летнего месяца состоялся юбилей, о котором не говорили так громко, но он неразрывно связан и с Великой Отечественной войной и с великой русской литературой. Десять лет назад, 15 августа 2005, умер поэт Николай Панченко.
В середине 90-х в одном из толстых журналов были опубликованы такие строчки Николая Васильевича:
Простите меня, собаки,
Я перед вами виновен,
В жизни с каждым случалось
Много досадных хреновин.
Эта – живет особо,
Время не заслонит.
Эта, как едкой солью,
Душу мою саднит…
Помнится, руки лижет,
Взвизгивает, как просит.
Начитавшись дурацких книжек,
Я вывел ее на просек
Только за то, что она была беспородной,
Только за то, что она не была благородной.
Выстрел.
И стихла, сникла,
Морду прошила дробь,
Выступала спелой брусникой
На шерсти собачья кровь,
Наливались гроздья черешен,
Падали в снег.
Грешен я, грешен я, грешен,
Глупый я человек!..
Эти строки страшны и непонятны для читателя: как можно стрелять в собаку да еще и признаваться в этом – вот так, на страницах журнала? И только последнее четверостишье раскрывает истинный смысл авторской метафоры:
Сиры, убоги, наги
В яви, как в страшном сне
Сотни дворняг, собаки
Тошно скулят во мне.
Во многих поэтических хрестоматиях, посвященных Великой Отечественной войне, можно найти фронтовые стихи Николая Панченко. Читая их, складывался облик автора: честного, резкого, смелого, тоскующего и бесстрашно говорящего о своей боли.
Николай Васильевич родился в 1924 году, в семье учителя математики. На войну попал в 18 лет. В краткой биографии об этом скупые строчки: «С 1942 года младший авиаспециалист в составе 242-го авиаполка 321-й авиадивизии на Воронежском, 1-м и 4-м Украинских фронтах. Дважды контужен и тяжело ранен». Сам он писал:
Мы свалились под крайними хатами –
Малолетки, с пушком над губой,
Нас колхозные бабы расхватывали
И кормили как на убой…
Фронтовые стихи Панченко бьют своей искренностью, ничем не прикрытой правдой: «Весна на фронте пахнет не фиалками». В них ничего нет о героических победах, нет «высоких» слов.
Я с войны не привёз ни шиша.
Даже шубу в Смаковниках продал.
Даже Шурку с полковником пропил:
сто веснушек –
за стопку "ерша".
Пил и радовался:
живой!
Искалеченный? Все искалечены.
Недолеченный? Все недолечены.
Хорошо, что ещё — с головой…
Но вот стихотворение, придающее совершенно другой поворот военной теме - «Баллада о расстрелянном сердце»:
Я сотни верст войной протопал.
С винтовкой пил.
С винтовкой спал.
Спущу курок — и пуля в штопор,
и кто-то замертво упал.
…
— Убей его! —
и убиваю,
хожу, подковками звеня.
Я знаю: сердцем убываю.
Нет вовсе сердца у меня…
Вот она трагедия любых войн – убивая врагов, убиваешь себя. А как же жить – без сердца?
Я долго-долго буду чуждым
ходить и сердце собирать.
— Подайте сердца инвалиду!
Я землю спас, отвел беду. —
Я с просьбой этой, как с молитвой,
живым распятием иду.
— Подайте сердца! — стукну в сенцы.
— Подайте сердца! — крикну в дверь,
— Поймите! Человек без сердца —
куда страшней, чем с сердцем зверь.
«Голос боли, сигнал тревоги… Цены нет этому стихотворению! Боль, любовь, нежность собственного, убереженного, не расстрелянного сердца станут отныне и навсегда звучать в поэзии и прозе Панченко» - писал известный литературовед Андрей Турков.
И далее продолжает: «Нелегок путь к себе настоящему, стоящему на собственных ногах:
К себе не по земле —
по лесенке бреду,
по долгой, винтовой,
высокой вертикали…»
Читая стихи Николая Панченко, знакомясь с его биографией, понимаешь, что вся его жизнь была возрастанием к себе настоящему:
…А едва дорастешь, как наступит твой август
и твой сентябрь,
И ветка, которой ты ко всему прикоснулся,
Теряет листья и засыхает…
Николаю Панченко посмертно была присуждена премия имени Андрея Сахарова «За гражданское мужество писателя». Он был смелым человеком, одним из его поступков было издание альманаха «Тарусские страницы», куда он вместе с Константином Паустовским в 1961 собрал прекрасные стихи и прозу его современников или ушедших писателей XX века, которые до сих пор не дошли до читателя из-за цензуры. В книгу вошли стихи Марины Цветаевой, Николая Заболоцкого, Бориса Слуцкого, Давида Самойлова, проза Надежды Мандельштам, Булата Окуджавы, Бориса Балтера, главы из «Золотой розы» Паустовского о Бунине, Олеше, Блоке. Тираж альманаха не успели напечатать и наполовину, из семидесяти пяти тысяч выпустили тридцать, как до Москвы дошел слух о печати без согласования, редакцию расформировали, отпечатанные номера изъяли. Но «рукописи не горят», и сегодня в электронной библиотеке вы можете прочесть оцифрованный альманах: http://imwerden.de/pdf/tarusskie_stranitsy_1961_text.pdf
В одном из стихотворений Николая Васильевича, которое он выбрал для «Тарусских страниц» были строчки:
Мой мир — не растворов,
мой — крепких эссенций,
бой, грянув, творит и не ждет!
Но есть у меня беззащитное сердце,
и это меня подведет...
Не подвело…
Материал подготовила Екатерина Сильченкова,
Медиаспециалист Информационного Центра
Павловской гимназии